19 лет успешной работы
Архив внутренней доски объявлений, часть 8 (21)
Для получения доступа к закрытому тестированию форума можно обратиться по электронному адресу, указанному ниже.
Приятного вам чтения!
P.S.: с любыми пожеланиями, предложениями, отзывами можно обращаться в e-mail admeister@mail.ru.
За что сожгли Джордано Бруно?
Несмотря на то, что представление о религии как об "опиуме для народа" уже не современно и не актуально, многие ветхие воззрения не меняются и продолжают кочевать из поколения в поколение. Одно из таких представлений -- борьба религии с наукой "не на живот, а на смерть". Сторонники подобного взгляда привычно козыряют известными именами: Коперник, Галилей, Бруно. Самое поразительное, что мифы об этих "мучениках науки" настолько прочно вошли в бытовое сознание, что иной раз кажется -- никак их не искоренишь. Времена меняются, история подвергается пристальному и скрупулезному анализу, однако защитники якобы обиженных христианством ученых продолжают обвинять "проклятых церковников" в уничтожении науки. Причина живучести этих мифов -- тема для отдельного серьезного разговора с привлечением как историков и культурологов, так и психологов и социологов. Цель же наших публикаций несколько иная -- попытаться разобраться, во-первых, а что же в действительности произошло и, во-вторых, насколько произошедшее имеет отношение к конфликту религии и науки, если таковой вообще возможен. О Галилее мы рассказывали во втором номере нашего журнала за этот год. Сегодня речь пойдет о Джордано Бруно.
Подробнее на fomacenter.ru
Благовествование от Луки, глава 5, стих 39 И никто, пив старое вино, не захочет тотчас молодого, ибо говорит: старое лучше.
Как не порезаться бритвой Оккама И не надо привлекать Бога, говоря о происхождении жизни! Нельзя объяснять обычное через фантастическое. Вспомните знаменитую "бритву Оккама". Еще в средние века этот мудрый человек понял, что апелляции к богам и ангелам есть ошибка мышления. Не изобретайте лишних сущностей, учил он".
Следственная практика В следственной практике до сих пор используют такой метод определения подлинности показаний свидетелей или соучастников преступления. Каждого допрашивают отдельно и переспрашивают одно и то же по нескольку раз. Если люди сговорились и придумали «легенду», то они будут повторять одни и те же фразы, обороты речи и детали. Но если они по-разному говорят об одном и том же, значит – говорят правду.
Ответ софистам Один софист спросил:
- Может ли, всемогущий Бог создать камень, который сам не сможет поднять?
- Оно все, что хочет, может; но не все, что может, хочет; так, Оно может погубить мир, но не хочет.
(c) Иоанн Дамаскин, Точное изложение православной веры, Книга первая, глава XIV, "Свойства Божеского естества"
Существует ли зло? Профессор в университете задал своим студентам такой вопрос: «Все, что существует, создано Богом?»
Один студент смело ответил: «Да, создано Богом».
«Бог создал все?» спросил профессор. «Да, сэр,» ответил студент.
Профессор спросил, «Если Бог создал все, значит Бог создал зло, раз оно существует. И согласно тому принципу, что наши дела определяют нас самих, значит Бог есть зло.» Студент притих, услышав такой ответ.
Профессор был очень доволен собой. Он похвалился студентам, что он еще раз доказал , что вера в Бога это миф.
Еще один студент поднял руку и сказал «Могу я задать вам вопрос, профессор?». «Конечно,» ответил профессор. Студент поднялся и спросил «Профессор, холод существует?»
«Что за вопрос? Конечно, существует. Тебе никогда не было холодно?» Студенты засмеялись над вопросом молодого человека.
Молодой человек ответил, «На самом деле, сэр, холода не существует. В соответствии с законами физики, то, что мы считаем холодом в действительности является отсутствием тепла. Человек или предмет можно изучить на предмет того, имеет ли он или передает энергию. Абсолютный ноль (-460 градусов по Фарегейту) есть полное отсутствие тепла. Вся материя становится инертной и неспособной реагировать при этой температуре. Холода не существует. Мы создали это слово для описания того, что мы чувствуем при отсутствии тепла.»
Студент продолжил. «Профессор, темнота существует?» Профессор ответил, «Конечно, существует.»
Студент ответил, «Вы опять неправы, сэр. Темноты также не существует. Темнота в действительности есть отсутствие света. Мы можем изучить свет, но не темноту. Мы можем использовать призму Ньютона чтобы разложить белый свет на множество цветов и изучить различные длины волн каждого цвета. Вы не можете измерить темноту. Простой луч света может ворваться в мир темноты и осветить его. Как вы можете узнать насколько темным является какое-либо пространство? Вы измеряете какое количество света представлено. Не так ли? Темнота это понятие, которое человек использует чтобы описать что проиходит при отсутствии света.»
В конце концов, молодой человек спросил профессора, «Сэр, зло существует?» На этот раз неуверенно, профессор ответил, «Конечно, как я уже сказал. Мы видим его каждый день. Жестокость между людьми, множество преступлений и насилия по всему миру. Эти примеры являются не чем иным как проявлением зла.»
На это студент ответил, «Зла не существует, сэр, или по крайней мере его не существует для него самого. Зло это просто отсутствие Бога. Оно похоже на темноту и холод — слово, созданное человеком чтобы описать отсутствие Бога. Бог не создавал зла. Зло это не вера или любовь, которые существуют как свет и тепло. Зло это результат отсутствия в сердце человека Божественной любви. Это вроде холода, который наступает, когда нет тепла, или вроде темноты, которая наступает, когда нет света.»
Профессор сел. Имя молодого студента было - Альберт Эйнштейн.
Индивидуализация Не, бля...чота неправильно в дацком королевстве. Все охуели. Король мечецо между троном и ватерклозетом, придворные забили на него хуй, режуццо на щелбоны в чапаева и пьют медицинский спирт.
Короче по порядку.
Как я уже и писал, пермоментный ахуй оот моего ретро-возвращения прошел. Но периодически встречаются рецидивы.
По-тихоньку встречаюсь с друзьями, знакомыми и сделавшими попытку ими быть.
Я, наверное, что-то не понимаю. Или мой ментальный уровень маленько перекосоебился по отношению к уровню некоторых местных аборигенов.
Меня периодически пытаются обвинить в снобизме. То бишь, хули, ты нам задвигаешь про вашу Москву (хотя, я собственно и не задвигаю, просто отвечаю на вопросы, типа, чо там, как там, сколько стоит буханко бородинского и упокофка гондонов). На любую ремарку о том, что в Москве что-то лучше,чем в Израиле, мне выплескивают струйку кокашег, типо "хули ты выебываешьсо своей Москвой?"
Блядь, пытаюсь судорожно найти признаки выебона и не нахожу. Наверное, избранность израельскова народа вызывает аллергию на то, што гдето может быть чтото лучше. Причем, даже не все, а хоть какаянипуть незначительная хуйня.
Да, я сноб. Да. И хули? Кто этого не знал? Если кто-то не знал, я с этим радостно припрыгивая соглашусь. Теперь мне никто не будет задавать ебнутых вопросов? Даже нет...готовы ли вы получить на эти ебнутые вопросы примерно такие же ответы? Да? Нет? Нужное подчеркнуть и идти вхуй.
Вчера встретился с одим человеком,с которым хотел встретицо. Сам. Сознательно. И даже разочарование какоето не очень сильное. Просто, видимо, ожидал.
Мне насрать на то, что обо мне думают. Наверное, в этом разница между мной и большой частью местных обывателей.
Это не говорит о том, что я враг Израиля и израильтян, я многих людей тут искренне люблю и уважаю. Наверное мне этого достаточно? Чтож...остальные приглашаются записать меня в ряды "Шалом ахшав", "Хамас" и "Хизбалла". Можно даже одновременно.
Главное, не учите меня жить и не ебите мне мозг.
С сегодняшнего дня начну осторожнее выбирать общение, просто после некоторых встреч остается некоторая липкость на ладошках...
Записки кретина. Глава восьмая. Вторая часть. 9.
Было это в ту самое время, когда после полутора лет службы в Советской Армии, я наконец мог расслабить булки. Полтора года бешеного ритма выполнения долга перед Родиной на меня нахлынуло многоэтажное цунами чувства свободы и вседозволенности. Последний представитель более старшего призыва, рядовой Сухарев, увольняющийся последним из-за хронического разгильдяйства, сдвинув набекрень тюнинговую парадную фуражку и держа в руке дерматиновый дембельский чемодан, сказал мне:
-Знаешь почему наш Шарик лижет себе яйца? Нет, дружок, это не онанизм и не дань гигиене. Он лижет себе яйца потому, что может это делать.
Так сказал он мне и шагнул за шлагбаум КПП, чтобы больше никогда сюда не вернуться. Впереди у него были, как мне казалось, незаменимые атрибуты и блага свободы и настоящей мужской жизни, как то, водка, бабы и все такое прилагающееся.
А у меня впереди были еще полгода отдачи долга. Я всегда, к слову, недоумевал, когда использовали сию метафору относительно службы в армии. Долг отдают, когда занимают, а лично я ничего у Родины не занимал. Часто засыпая, я представлял себе большую каменную тетку с Мамаева кургана, которая, обнажив разящий меч, наклоняла ко мне огромное тело из высококачественного булыжника и громогласно вопрошала « Когда отдашь долг, козел?» Я заслонялся рукой и лепетал : «Я ничего у вас не брал, тетенька…» Мне было очень страшно, язык немел во рту, и я просыпался…
Так вот, Сухарев ушел, и я понял, что теперь мне, подобно тому самому Шарику, можно все. Я могу забить на службу, на наряды, на долг Родине, могу наслаждаться теми благами, которые дает статус дедушки Советской Армии и, соответственно, Военно-Морского Флота.
Забить на службу получилось довольно быстро. В принципе, я и раньше не слишком усердствовал, но теперь я мог послать в пизду все, что хоть как-то ассоциировалось с несением воинской обязанности, вполне официально. Я форменным образом ничего не делал, реагировал исключительно на физиологические рефлексы. А именно, жрать, спать, оправляться, пить, курить, иногда мастурбировать. Вместе со мной соответствовали статусу еще с десяток таких же, как и я, деградантов.
Прошел месяц. Я все чаще стал ловить себя на мысли, что узаконенное хуепинание мне стало, как бы это…ну, не совсем в радость, то есть перестало приносить эстетическое наслаждение.
Меня тошнило от дополнительных порций в столовой, я больше не мог спать по четырнадцать часов в сутки, мне не приносили наслаждение легкие наезды до салобонов, рукоблюдить не хотелось, ибо Татьяна Веденеева и Ирина Алферова были оттраханы мною в мечтах раз пятьсот, причем каждая во всех существующих и несуществующих позах, а Алферова даже с элементами извращений. Я откровенно скучал, с ужасом думая, что еще пять месяцев такой жизни пресмыкающегося я не выдержу. Я и сейчас не очень отличаюсь отсутствием шила в заду, а тогда между моих ягодиц находилось миллион таких вот шил, гвоздей и иголок. Мне нужно было действие, экшн…
И я его достаточно быстро нашел. Вернее ее. Напротив нашей воинской части располагался телеграф. Не помню, для чего я туда зашел впервые, но там я познакомился с голубоглазым и золотоволосым существом, которое звали Света. Она работала за прилавком, продавала посетителям марки, конверты, а еще объявляла в микрофон что-то типа « Хабаровск, Степанов, пройдите в пятую кабинку». Окончательно я расположил ее к себе двумя шоколадками из соседнего гастронома. Не буду долго освещать развитие романа, но он произошел.
Я стал часто съебываться в самовольную отлучку, то бишь, в самоход, посещая Свету в частном доме номер один на улице Карла Маркса. Света жила с мамой, но мама работала часто в вечернюю, а то и в ночную смену на местном вокзале диспетчером. Через некоторое время Света напрочь оттеснила из моих фантазий предметы моего фетиша в лице известной актрисы и дикторши телевидения.
Я совокуплялся со Светой неистово, практически каждый день, и не могу сказать, что она была против. Наивная девочка, она думала, что ей повезло, что она нашла то, что в этом маленьком приволжском городке было найти практически невозможно. А именно будущего мужа. Все местные мужчины либо спали в пьяном бреду уже к двум часам дня, либо сидели в местах заключения за то, что не вовремя проснулись в четыре часа и заебошили кого-то из себе подобных шатунов. А я был мальчик из приличной семьи, мало пьющий, некурящий, спортивный и вообще, студент из большого города. Прости меня, Света, если ты читаешь эти строки. Я был просто малолетним мерзавцем, который страдал от большого количества тестостерона..
И вот однажды, я не вернулся в часть к вечерней поверке. Собственно говоря, я и к утреней не вернулся. Опоздав на вечернюю, я, тупо совершая фрикции над упругой Светиной задницей, трезво подумал, что это попадалово, которое уже произошло и есть объективная реальность, посему терять мне больше нечего. А поскольку отвечать все равно придется, то какая в пизду разница, вернусь я ночью в часть или нет. Одним словом я успокоился, кончил, лег рядом с тяжело дышавшей Светой и уснул в ее жарких объятьях.
Расплата в виде пятнадцати суток гауптвахты была вполне ожидаемой. Даже командир моего расчета, нетрезвый капитан Голиков, с которым мы частенько бухали разведенный спирт под видом регламентных работ на радио- локационной станции, только развел руками и сказал :
-Шура, йопта, ну чо ты, йопта, ну какого хуя, йопта….
Меня привезли на полковую «губу» и я стал частью коллектива отбывающих наказание за совершенные проступки военнослужащих.
Не знаю, кто мне сказал, что сержантский состав, находящийся под арестом, освобождается от физического труда, но на «губе» я в этом сразу убедился. Помимо меня там находилось еще два сержанта, Манукян и Еремин. Утром, после завтрака и развода, рядовой состав выгоняли на общественные работы, насколько я помню, они трудились на разборке старого продовольственного склада, а некоторые подметали аллею у входа в часть, откуда хорошо был виден телеграф, где работала моя любимая труженица связи. Мы же, втроем, возвращались в камеру, где откидывали нары и до одури и ряби в глазах играли в буру и дурака.
Так продолжалось дней пять. Потом Еремин и Манукян, отсидев положенное, вернулись в часть, а я остался в одиночестве. Поскольку играть в дурака самому с собой ужасно неудобно, я раскладывал пасьянс «косынка» или пасьянс «Марии Медичи», которым в перерывах между совокуплениями, меня научила Света.
На седьмой день дежурным по гауптвахте заступил незнакомый лейтенант. У него была очень эффектная фамилия Ломоносов. Он был из той породы военнослужащих, которые мечтали о погонах и каше в котелке еще тогда, когда остальные лепили куличики в песочницах и иногда сцали в колготки. В глазах его был нездоровый блеск отваги и готовности колесовать любую падлу, которая вздумает вздохнуть или пернуть не по уставу. Выгоняя на работу рядовой состав, Ломоносов недоуменно взглянул на удаляющегося обратно в камеру меня и, сжав кулаки, прошипел :
-Не поооооняяяял…военнослужащий, ко мне, бля!
Далее диалог происходил такой:
- Товарищ, бля, сержант, а позвольте поинтересоваться, куда вы направляетесь, когда весь личный состав гауптвахты отправлен лично мною на проведение работ по уборке территории, бля?
- Товарищ, лейтенант, согласно Уставу Вооруженных Сил Советского, сука, Союза, сержанты и старшие матросы освобождаются от физических работ на время прохождения наказания на гауптвахте.
Лицо лейтенанта Ломоносова побагровело, мне показалось, что если у него из ушей и жопы пойдет пар, то удивляться этому я буду вряд ли.
- Ах, ты Устав знаешь охуительно, товарищ сержант?
- Так точно, товарищ лейтенант, знаю.
Я конечно соврал, ничего я не знал, но, как мне показалось, в не существовании упомянутого мною пункта Устава, лейтенант тоже сомневался. Поэтому минуты три сверлил меня выпученными глазами, а в его постриженной по –офицерски голове зрела какая-то мысль. Я еще не знал тогда, насколько она была иезуитской.
-Что ж, сержант. Нет, как говорится, проблем. Раз Устав относит вас к разряду младших командиров, то и задание я тебе дам командирское. На пра-во! За мной ша-гом марш!
И лейтенант пошел крупными шагами по направлению к подсобке, находящейся рядом с комнатой отдыха караульных «губы». Я, естественно, поплелся за ним.
Войдя в подсобку, я увидел большую картонную коробку из - под телевизора «Олимп». Лейтенант, кивнув, в сторону коей сказал:
-Вот, сержант. Ты же сержант? Ну, вот… Назначаю тебя командиром живого уголка гауптической вахты военной части 03275
- Чо?
-Через плечо, сержант! В коробке живет граченок. Зовут его Яшка. Ты должен о нем заботиться и кормить. Если, сука, будет орать, накину трое суток, ну, а если не дай Бог, сдохнет, то и ты сдохнешь тут же, дожидаясь своего дембеля. Лопату и ведро для добычи пищи в виде червей и прочих насекомых получите прямо сейчас. Желаю успеха, товарищ сержант!
Надо сказать, что на деревьях той самой аллеи, которую подметала часть арестованных, гнездились в охуенном количестве грачи. Иногда из гнезд выпадали птенцы, видимо одним из этих парашютистов и был вверенный под мою опеку Яшка.
Сначала я не понял той инквизиторской жестокости, которую неблагородно проявил ко мне этот ебаный однофамилец Московского Университета. Более того, я подумал примерно так: «Ха! Фигня-то какая, подумаешь, накопать пару червяков этому пиздюку….» . Что я и сделал. Более того, я аккуратно порубил лопатой червяков на мелкие части, чтобы моему подопечному было легче глотать.
Яшка захуярил антрекот из рубленого червяка с крейсерской скоростью, посмотрел на меня, широчайше открыл желтоклювую пасть и заорал. Тогда я нарубил ему еще несколько червяков. Потом еще. Через несколько часов, червяков я уже не рубил, а бросал их целиком, в бездну Яшки, слезно умоляя заткнуться пернатое. Но Яшка не затыкался. Я отдавал ему хлеб из своего пайка, отобрал еще пару кусков у молодых арестантов, я ловил ему мух и даже однажды ухитрился поймать бабочку.
Но Яшка орал, как клюнутый в зад сородичем, требуя пищи.
За два дня я вспахал большую часть территории двора гауптвахты. Червей больше не было нигде. Видимо бесследно исчезнувшие в грачиной пасти червяки успели каким-то образом передать оставшимся, что, мол, убегайте отсюда, тут армагеддон. Мухи, наверное, сделали тоже самое, так как не прилетали даже на дерьмо, которое я вычерпнул из летнего клозета лопатой.
Я похудел, осунулся, я недосыпал, руки мои покрылись кровавыми мозолями, а авторитет в глазах однополчан был подорван. Они показывали на меня пальцами, ржали, как подорванные, называли меня «юным натуралистом», «мичуринцем» и «дроздовым». Я был близок к панике. Да что там близок, я был в панике. Я отдал Яшке все, у меня больше ничего не было, а эта тварь орала, не затыкаясь ни на минуту.
Тот самый фашистский лейтенант Ломоносов должен был в следующий раз заступить на дежурство уже через день.
Не знаю, чем бы это все для меня кончилось, если бы не совет моего сослуживца Джамбулата.
Следуя его рецепту, я на спичках растопил крем для обуви, схватил орущее чудовище и влил растопленный гуталин прямо в ненавистную распахнутую пасть. Я знаю, что кто-то обвинит меня в жестокости, что кое-кто начнет меня презирать, но, если честно, тогда мне это было просто все равно. Это была война. Либо я, либо Яшка. Кто-то должен был погибнуть, а кто-то победить. На войне, как на войне. А ля герр ком а ля герр, блин… Будучи человеком сентиментальным, я ни на секунду в последствии не пожалел в содеянном убийстве. И сейчас не жалею.
Итак, я влил расплавленный гуталин прямо в ненавистную распахнутую пасть. Яшка вылупился своими круглыми немигающими глазами, пискнул и сдох. Он лежал на дне ящика, даже мертвым раззявив клюв-бездну, а его живот неестественно раздут до состояния бильярдного шара.
На следующий день на дежурство заступил лейтенант- инквизитор и, естественно, первым делом пошел проведать моего питомца.
- Сдох? – потирая руки и гадко улыбаясь, обратился он ко мне…
- Сдох, товарищ лейтенант.
- Ну и что мне с тобой теперь делать, сержант?- он не скрывал своей радости по поводу смерти птенца даже, по-моему, больше, чем я.
- Так он, это… переел, товарищ лейтенант, организм молодой, не выдержал больших нагрузок.
-Как это? Как это переел?- лейтенант, видимо не ожидал такого развития беседы, и тень охуения промелькнула в его глазах.
- А вы живот потрогайте, товарищ лейтенант, вон как разнесло-то…
Лейтенант ткнул пальцем в живот пернатого трупа, убедившись в том, что он огромен и тверд, как осетинский барабан.
Он понимал, этот лейтенант, что есть подвох, но не понимал в чем. От этого его пучило, он опять покраснел как рак. Он встал с корточек, заложил руки за спину и стал качаться на каблуках, в упор глядя на меня. Я же, наоборот, смотрел на него абсолютно невинным взглядом опытного птицевода и ждал развязки.
- Ну, что ж, товарищ сержант…у тебя, я смотрю, неплохо получается. Ну, не переживай, я тебе нового питомца сейчас принесу. А этого похорони с почестями.
Я понял, что второго Яшку я не вынесу, и попросился на работы. Не знаю почему, но лейтенант разрешил. Я подметал аллею напротив телеграфа. Я любил Свету, которая находилась на расстоянии ста метров от меня, и ненавидел орущую и срущую ораву грачей, свивших гнезда над моей головой. Противоположные чувства боролись во мне. Я любил и ненавидел.
10.
-Равняйсь! Смирно! Равнение на средину!
Капитан чеканит строевым к стоящему посредине плаца незнакомому полковнику с папкой в руках.
-Вольно! Командует полковник, капитан дублирует приказ, и все расслабляют одну ногу.
-Кто такой?- шепчет мне Паша Малютин.
-А хрен его знает,- отвечаю я.
-Товарищи бойцы! Поздравляю вас! Сегодня, как никогда, перед нашей армией стоит важнейшая миссия по укреплению мира. Это не просто слова, товарищи солдаты! Армия, это не институт войны, как многие считают, а наоборот, институт защиты и обороны мирного человечества. Девятнадцать солдат и сержантов вашей воинской части сегодня поедут в командировку, чтобы на деле доказать этот тезис. Равняйсь! Смирно! Бойцам, фамилии которых я назову, два шага вперед!
Незнакомый полковник раскрыл папку:
- Сержант Пухов!
-Я!
-Младший сержант Лемешев!
-Я!
-Рядовой Зинкевич!
-Я!
-Ефрейтор Малютин!
-Я!- Ответил Паша. Выходя из строя он посмотрел на меня круглыми глазами и прошептал «Хуясе…»
-Рядовой Сафаргалеев!
-Я!
Меня назвали восемнадцатым.
Самолет с задраенными иллюминаторами летел долго, часов шесть. А может быть, это только так показалось. Часов у меня не было. Я беспокойно спал и просыпался. Когда мы вышли из самолета, вокруг была ночь. Очень темная, не смотря на звездную россыпь над головами. И было тепло. Намного теплее, чем то место, откуда мы прилетели.
-Восьмой, шестьдесят девять сто пятьдесят. Девятый, семьдесят один сто сорок девять. Десятый, семьдесят три сто сорок шесть. Одиннадцатый…
Я сижу перед индикатором, на голове наушники. В голове гул. Практически не сплю третьи сутки. Работаю на автомате, есть почти не хочется, в помещении темнота, только развертка индикатора оранжевым лучиком бегает перед глазами. Я повторяю в микрофон невидимому планшетисту координаты целей, которые он где-то далеко на командном пункте, за десяток километров отсюда, рисует на оргстекле специальным маркером.
Что это за цели я не знаю. На позывные они не отзываются.
В противоположном углу бубнит в микрофон Паша. Он работает по низколетящим. Арман, добродушный казах, сидит на связи.
Вдруг грохот. Закладывает уши. Со стола падает кружка с холодным чаем.
Еще раз долбануло совсем рядом. Потом еще раз.
-Саня, что это?
-Арман, открой двери, глянь!
- Дубрава, дубрава, почему замолчали?- наушники говорят голоса старшего лейтенанта Сорокина.
- Алтай, тут взрывы, по-моему.
- Какие на хрен взрывы? Что значит «по-моему»? Отставить! Продолжать ведение цели!
-Есть, продолжать ведение цели. Седьмой, шестьдесят восемь, сто пятьдесят два, Восьмой…
Стук в дверь. Громкий. В задраенную дверь операторской рубки так можно стучаться чем-то тяжелым. Прикладом автомата, например.
-Кто? Кто там?!!!- ору, прикрыв микрофон ладонью.
-Мужики! Вы там сдурели, что ли? Уходите, бля! Прямо сейчас!
Арман распахивает дверь. В проеме стоит десантник в камуфляже.
-Вы что офонарели? Черные из минометов хреначат! Не слышите? Уходите, мать вашу!
Десантник разворачивается и бежит в сторону жидкого пролеска.
-Эй, а у нас приказа уходить не было! Как уйдем-то?!- вдогонку кричит ему Арман.
-Ну, вы смертники!! В жопу приказ! Бегите, сейчас тут такое начнется!!- отвечает десантник удаляясь…
Одеваю наушники, слышу:
-Дубрава! Дубрава! Почему молчите? Отвечайте Алтаю!!! Дубрава!!!
-Алтай, тут артобстрел!
-Продолжайте выдавать цель, Дубрава! Вы с ума сошли? Перелет в разгаре!!! Еще раз прервете ведение цели, отдам всех под трибунал!!
И тут гремит очень громко. Я лечу сквозь облако пыли и огня, гулко падаю, ударяюсь головой о землю. И тишина.
Открываю глаза. Лежу на земле, полный рот песка, голова тяжелая, как камень. Двигаю руками, ногами…вроде целы. Ни хрена себе командировочка… Отплевываясь песком, приподнимаюсь на руках. Там, где стояла рубка, ничего нет. Вернее есть, но это не рубка. Нагромождение металла и чего-то чадящего черным и вонючим.
На четвереньках подползаю ближе. В голове гул, как сквозь вату слышу какие-то вопли не на русском и мат на русском. Вижу Армана, катающегося по земле. Его левая нога вывернута в другую сторону.
Делаю все как-то автоматически. Тяну куда-то Армана, понимая, что Паше, который сидел в глубине рубки, помощь уже не понадобится.
Арман орет, я ору на Армана, пот ручьем, земля под ногтями, исцарапанные локти, слетел сапог, хрен с ним, терпеть нет сил, и я тоже ору, громко, во весь голос.
Лежу за огромным камнем у перелеска. Арман уже не орет, а просто скрипит зубами и стонет. Чувствую невероятную слабость, чувствую, что мой живот мокрый, замечаю, мой китель пропитан кровью и не цвета хаки, а какого-то грязно-бурого. Разрываю пуговицы. Вижу, как из дырки в животе маленьким фонтанчиком льется кровь. Зажимаю фонтанчик руками, не льется. Убираю руки- льется. Опять зажимаю, опять не льется. Смешно. По ходу я сошел с ума. Какая досада. Странно, но мне не больно.
Открываю глаза. Знакомый гул в ушах. Где я? Самолет…Усатое лицо над моим.
-Ну, очухался? Терпи, скоро будем.
-А мне и не больно- отвечаю я и опять отключаюсь.
-Срочно в операционную!
Это госпиталь. Два медбрата завозят носилки в лифт. Пожилой кавказец- лифтер цокает языком:
-Такой молодой и не жилец, вах…
-Иди-ка ты на хуй, дедушка- шепчу я ему, но все слышат.
Санитары смеются, кавказец улыбается:
-Э! Матом ругается, жить будет!
Лампы в лицо. Голова опрокинута назад, очень неудобно, хочу об этом сказать, но не могу. Двигаться тоже не могу. Слышу отдельные фразы:
«Срочно!...да…наркоз…введите…»- и громко: «Сердце остановилось! Адреналин!!!!»
Вижу себя сверху. Смешной, похож на ощипанную курицу…Человек в маске колет прямой укол в сердце. Больше я ничего не вижу.
Я лежу на снежном поле. Голый. Очень холодно. Смертельно холодно!! Кто-нибудь, укройте меня одеялом! Я же знаю, что я в госпитале, а не на снежном поле, у вас тут полно шерстяных одеял. Немедленно укройте меня!!! А в ответ только вой вьюги:
-Будет жить- воет вьюга- Будет жить.
Ну, если ты так сказала, значит наверное буду. И опять ничего. И никаких тоннелей.
Патриотизм в Москве, как дружба. Если вам хочется выпить, но не с кем, то, сделав пару звонков по телефону, вы найдете верных друзей, готовых разделить с вами бутылку. Особенно, если она куплена за ваш счет. Но если у вас проблемы, например, необходимо занять денег или помощь при переезде, то друзей становится ни в пример меньше.
Если русские выиграли в футбол у голландцев, то миллионы восторженных выйдут на ночные улицы с триколором в руках, чтобы ликовать в патриотической эйфории. Это, конечно же, хорошо. Но если нужно будет бросаться во имя Родины под танки, то количество желающих доказать свою патриотическую составляющую будет в порядки меньшее. Причин много, и, кто я такой, чтобы тыкать в них носом «дорогих россиян»?
Есть, конечно, такие, которые не смотря ни на какие веяния времени, рвутся служить. Например, парни из дагестанских сел, они желали бы остаться в войсках после срочной службы, чтобы иметь хоть какую-то возможность вырваться из бесперспективности гор, а за частую, просто иметь гарантированную работу. В Москве, да и в любом другом среднерусском городе, им устроиться трудно, а у себя негде. Северокавказская национальность, это черная метка для кадровых работников московских фирм. И будь ты хоть три пяди во лбу, но если в твоем паспорте написано, что ты родился в Махачкале или в Нальчике, доказать свою профессиональную пригодность будет сложно, а порою даже невозможно.
У меня нет сына. Не знаю, появится ли он когда-нибудь. Если да, то не в этой стране.
Понятие патриотизм в России существует. Как и в любой другой стране. Но с течением времени любовь к Отчизне потерпело метаморфозу, которую я бы эволюцией не называл. Скорее мутацией. К сожалению, позитивных мутаций не бывает.
Не смотря на то, что три года, проведенные мною в России, так и не избавили меня от чувства того, что я тут в гостях, не смотря на то, что я так и не смог называть эту огромную холодную Тетку Мамой, мне бы хотелось, чтобы Россию любили…Хоть немного. И тогда, кто знает, и она полюбила бы этот странный, но в чем-то, согласитесь, великий народ.
Но для этого надо, чтобы русские полюбили хотя бы друг друга…
Любовь, любовь, любовь…думаю, что говорю. А говорю, что думаю. Но я , как уже упоминалось, кретин и, как еще не упоминалось. грешник. Поэтому «Аллелуйя!» споете потом, после того, как закроете последнюю страницу этой глупой книги. Проповеди не будет.
© 1996-2010, СОЭКОН.